Таким образом, второй тип «свидомых» это – сельская малорусская/галицийская интеллигенция, пытающаяся с фанатичным упорством преодолеть собственное чувство неполноценности, второсортности, и утвердить себя в качестве чего-то элитного, аристократического через культивирование т.н. украинского национализма, предполагающего создание особого украинского этноса, языка, культуры, государства и т.п. И все это густо замешано на острой, хронической ненависти, жажде мести, нетерпеливом ожидании кровавого погрома всего того, что выше, благороднее, утонченнее, умнее, сильнее.
Вот что писал, о данной категории индивидов в 1949 году, в своей статье «Наша страна: о сепаратных виселицах», бежавший из советского концлагеря Иван Солоневич:
«Я стопроцентный белорус. Так сказать, «изменник родине» по самостийному определению. Наших собственных белорусских самостийников я знаю как облупленных. Вся эта самостийность не есть ни убеждение, ни любовь к родному краю – это есть несколько особый комплекс неполноценности: довольно большие вожделения и весьма малая потенция – на рубль амбиции и на грош амуниции. Какой-нибудь Янко Купала, так сказать, белорусский Пушкин, в масштабах большой культуры не был бы известен вовсе никому. Тарас Шевченко – калибром чуть-чуть побольше Янки Купалы, понимал, вероятно, и сам, что до Гоголя ему никак не дорасти. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Или – третьим в деревне, чем десятым в Риме.
Первая решающая черта всякой самостийности есть ее вопиющая бездарность. Если бы Гоголь писал по-украински, он так и не поднялся бы выше уровня какого-нибудь Винниченки. Если бы Бернард Шоу писал на своем ирландском диалекте – его бы в мире никто не знал. Если бы Ллойд Джордж говорил только на своем кельтском наречии – он остался бы, вероятно, чем-то вроде волостного писаря. Большому кораблю нужно большое плавание, а для большого плавания нужен соответствующий простор. Всякий талант будет стремиться к простору, а не к тесноте. Всякая бездарность будет стремиться отгородить свою щель. И с ненавистью смотреть на всякий простор.
Когда я говорю о бездарности, я говорю не только об отсутствии таланта. Понятие бездарности включает в себя как неотъемлемую часть понятия – также и тщеславие. Есть целая масса очень хороших, очень разумных людей, которые не блещут никакими талантами, но которых никто не обзовет бездарностями: ну не дал Бог таланта – значит не дал. Бездарность надувается, пыжится, на цыпочки становится, бездарность прежде всего претенциозна. Бездарность обвиняет весь мир в том, что весь мир не оценил ее дарований. И бездарность ненавидит весь мир за то, что весь мир не несет к ее ногам благодарственных даров за бездарность. Бездарность автоматически связана с ненавистью» [2].
А когда бездарность сочетается с холопским сознанием и мировосприятием, с острым чувством зависти и ощущением собственной «мэньшовартости», возникает Ressentiment, с его неутихающим желанием мстить. Отсюда у «свидомых» и этот восторг по поводу кровожадной музы малоруса Шевченко, в пьяном угаре повторяющего на разные лады: «Я різав все, що паном звалось…». И любовь к такому же ущербному, холопскому рифмованному восприятию себя и окружающей реальности у галичанина, сына кузнеца, Ивана Франко:
Невже тобі на таблицях залізних
Записано в сусідів бути гноєм,
Тяглом у поїздах їх бистроїздних?
Невже повік уділом буде твоїм
Укрита злість, облудлива покірність
Усякому, хто зрадою й розбоєм
Тебе скував і заприсяг на вірність?
Невже тобі лиш не судилось діло,
Що б виявило твоїх сил безмірність?
[…]
Та прийде час, і ти огнистим видом
Засяєшь у народів вольних колі,
Труснеш Кавказ, впережешься Бескидом,
Покотиш Чорним морем гомін волі
І глянеш, як хазяїн домовитий,
По своїй хаті і по своїм полі.
И «совьетського» поэта Сосюру «свидоми» в принципе нормально воспринимают из-за таких его сакраментальных строчек как:
Вкраїну полонив поляк,
І наче оводи ті злі,
Її обсіли москалі…
Я хочу швидше звідціля
Віддячитись москалю й ляху,
Що мій народ веде на плаху
Під сміх царя і короля…
Ми візьмем ворога в клинки,
І на кістках його проклятих
Знов зацвіте Вкраїна-мати!...
И никакие университеты, никакое окультуривание этой холопской ненависти, холопского комплекса неполноценности и мечты о мести не устранят. Это то, что сидит в генах, то, что впиталось в самое нутро с молоком матери!
Украинство это по сути попытка села доказать городу свою духовную, интеллектуальную и культурную полноценность, стремление заменить культуру города, сельским культурным суррогатом. Иначе говоря, на самом деле имеет место не национальное противостояние «украинского» и «русского», а противостояние «сельского» и «городского». Ведь у нас все городское – русское, точнее общерусское, в значительной степени универсальное для Русского Мира в целом, а все сельское – малорусское («украинское»), локальное, региональное. А так называемая «национально-вызвольна боротьба» это всего лишь идеологический антураж этого.
Есть в рамках украинского Ressentiment еще одна особая категория индивидов, в основной массе своей сформировавшаяся во время шабаша 2004 года на Козьем болоте в Киеве. Я имею в виду оранжоидов. На мой взгляд, это наиболее фантасмагорическая девиация Русского Мира.
Д.Р.: Прошу прощения. Что это за Козье болото, о котором Вы только что упомянули?
А.В.: А… Это историческое название того места в Киеве, где расположен «Майдан нэзалэжности». Одно из самых паршивых, нечистых по своей энергетике мест Киева. Оно как раз хорошо подходит для таких мероприятий как их «Оранжевая революция». Очень символично. Тогда, кстати, было много разных нехороших знаков в плане… ну скажем так, «метафизики», которые давали четкое представление о происходящем и его последствиях для страны. Ну да ладно, это отдельная тема для разговора. Вернемся к нашим баранам, точнее оранжоидам.
На данный момент украинский Ressentiment состоит не только из «свидомых», о которых я только что рассказал, но и из «недосвидомых» - оранжоидов, определение которых я дал во второй нашей беседе. Я его повторю, и дам более подробное пояснение сути этого явления.
Оранжоид это - человек, обладающий русской ментальностью, думающий и говорящий на русском языке, всецело находящийся в рамках русской культуры, но при этом люто ненавидящий все русское и русским себя не считающий.
Психологический механизм Ressentiment у оранжоидов тот же что и у «свидомых» - автономно существующая в их психическом аппарате и периодически обостряющаяся, немотивированная извне, бессильная злоба ко всему русскому, основанная на остром чувстве собственной неполноценности и хронической зависти ко всему высшему. Странный механизм души оранжоидов позволяет им испытывать чуть ли не оргаистические переживания в момент самоотравления ненавистью по отношению ко всему русскому. Таких духовных девиантов достаточно много присутствует на разных Интернет-форумах и обсуждениях статей. Они крайне активны, агрессивны, неграмотны, многословны и предельно ущербны как в интеллектуальном, так и духовном плане. Это не случайно. Особенность Ressentiment как раз и проявляется в бессилии, в злобе, которая не способна найти себе выход в прямом действии, поступке, несущем эмоциональную разрядку. Поэтому Интернет становится для них местом психологического «испражнения», при помощи которого они понижают свое внутреннее эмоциональное напряжение, вызываемое переполняющими их негативными эмоциями. На мой взгляд, это одно из самых отвратительных проявлений украинского Ressentiment.
Д.Р.: А чем, собственно говоря, оранжоиды отличаются от «свидомых»?
А.В.: Во-первых, происхождением. Если «свидоми» почти тотально из малорусских и галицийских сел, то оранжоиды зачастую имеют городское происхождение. Если для «свидомых» родным языком является малорусский суржик, который некоторые из них постепенно заменяют «украйинською литературною мовою», то для оранжоидов родным был, есть и будет исключительно русский язык. Если «свидоми» в классическом своем варианте тщательно проштудировали всю ортодоксальную литературу украинства от Шевченко до Стуса и от Духинского до Донцова, то оранжоиды к подобным вещам интереса не проявляют, потребляя русскую/русскоязычную литературу и оставаясь прочно в ареале общерусской культуры. И еще одно из главных отличий в том, что если «свидоми» это продукт длительного формирования, то оранжоиды – быстрый результат массовой пропаганды, маховик которой был раскручен накануне оранжевого дебоша, и в последующие после него годы.
Вот такая разница. Если коротко.
Д.Р.: Мне не совсем понятны причины появления такого феномена как оранжоиды. Вы ведь ранее сами говорили, что для восприятия пропаганды, объект этой пропаганды должен обладать необходимыми психологическими, духовными, интеллектуальными качествами. Каковы эти качества у оранжоидов?
А.В.: Да Вы правы. Лично мне, в понимании психологической сути оранжоидов помог Федор Михайлович Достоевский. Его гениальная проницательность как психолога и философа не перестает меня поражать! Ведь появление на Руси людей Ressentiment предсказал именно он!
Малорусский («украинский») Ressentiment в форме оранжизма это ни что иное, как смердяковщина чистейшей воды! Помните, как Бердяев писал в «Миросозерцании Достоевского»: «Подымется лакей Смердяков и на деле заявит, что «все дозволено». В час смертельной опасности для нашей родины он скажет: «Я всю Россию ненавижу» [3]. А почему он Россию ненавидит? Почему его ненависть по отношению ко всему русскому не по-детски «плющит»? Комплекс неполноценности. В нем причина. Человек всегда хочет быть лучше, чем он есть. Большинству наших граждан западная пропаганда, а затем российская либеральная и украинская националистическая долгие годы вдалбливают в голову идею того, что все русское это грязь, подлость, глупость, насилие, рабство и т.д.; а все западное – эталон совершенства, гуманизма и всего лучшего. Из-за этого для оранжоида (как и «свидомого») все русское является неправильным, отвратительным, не таким блестящим, красивым и разумным как в «европах». Он ведь сталкивается с неприглядностью и неправдой русской жизни, которая действительно существует, и это усиливает эффект пропаганды, а Запад для него в глянце ярких журналов и голливудских фильмов, в ареоле райских кущ так сказать. Он хочет бежать из нашей, порой убогой жизни туда, где пальмы, белый песок, шикарные «бутики», сытая, комфортная жизнь счастливого западного обывателя. Бежать в реальной действительности он не может, поэтому бежит в своем сознании, в своих мыслях. Но бежит он не к западному (в том числе и в форме «исконно европейского» украинства), что в принципе невозможно, а бежит от всего русского, то есть от самого себя. И бежит в пустоту. Прежде всего, в духовную пустоту. Он страстно хочет быть другим, а точнее быть нерусским, а становится по своей сути никем. Для него его русскость это постоянное напоминание о том, что он «от Смердяещей произошел», о том, что он по своей природе хам и лакей, вызывающий лишь презрение у тех, кто выше его стоит (в том или ином смысле). Смердяков Россию ненавидит, потому что себя ненавидит за свое происхождение и свою низость лакейскую. Как он там пояснял, помните? «Они про меня отнеслись, что я вонючий лакей. Они меня считают, что бунтовать могу; это они ошибаются-с. Была бы в кармане моем такая сумма, и меня бы давно здесь не было» [4]. «Я бы не то еще мог-с, я бы и не то еще знал-с, если бы не жребий мой с самого моего сызмальства. Я бы на дуэли из пистолета того убил, который бы мне произнес, что я подлец, потому что без отца от Смердящей произошел, а они и в Москве это мне в глаза тыкали…» [5].
Для наших смердяковых лучше бы Руси и всего русского не было. Ну, в крайнем случае, чтобы вместо них была Европа, культурная, чистая, просвещенная, в которой об их хамской сути ничего не напоминает. В этом великорусская (либеральная, революционная) смердяковщина и малорусская (украинская) практически идентичны. Их лакейское пресмыкание перед Западом и глухая, хроническая ненависть ко всему русскому делает российских либералов и украинских оранжоидов совершенно похожими. Украинская смердяковщина, в силу объективных причин, просто дальше пошла по пути своей ненависти.
Украинский Ressentiment это ярко выраженное лакейское чванство – коктейль из чувства собственной неполноценности, зависти и ненависти к тем, кто выше и презрения к тем кто, по его лакейскому разумению, ниже. В воспаленном сознании «свидомых» и оранжоидов существуют проклятые москали, которые якобы их притесняют и презирают, и есть «обмоскаленные», испорченные москалями их соплеменники, не желающие доказывать свою «аристократичность» то есть свою украинскость, благородную европейскость, немоскальство. Украинский Ressentiment «свидомых» и оранжоидов это – стремление доказать всем и вся, что ты аристократ, хоть и «от Смердящей произошел».
Как сказал Достоевский о Смердякове устами своих героев:
«- То-то, брат, вот этакая валаамова ослица думает, думает, да и черт знает про себя там до чего додумается.
- Мыслей накопит, - усмехнулся Иван» [6].
Лакейское чванство, смесь чувства собственной неполноценности с завистью и ненавистью, и является той психологической причиной, которая породила украинский Ressentiment в виде «свидомых» и оранжоидов с их хронической ненавистью ко всему русскому.
Когда Смердяков заявил, что всю Россию ненавидит, его собеседница возразила:
«- Когда бы вы были военным юнкерочком али гусариком молоденьким, вы бы не так говорили, а саблю бы вынули и всю Россию стали бы защищать.
- Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с.
- А когда неприятель придет, кто же нас защищать будет?
- Да и не надо вовсе-с. В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с» [7].
По этой же причине наши украинские смердяковы об евроинтеграции и вступлении в НАТО мечтают. Ход рассуждений абсолютно идентичный. Я когда в 90-х в Киевском университете учился (в самый разгар украинского Ressentiment), то не раз слышал от своих «свидомых» одногруппников о том, как досадно, что мы Великую отечественную войну не проиграли, жаль, что нас нацистская Германия не захватила! Сейчас бы жили в Европе припеваючи, в достатке, безопасности и комфорте! И ведь это говорилось ими вполне серьезно! Смердяковщина! Вот откуда все эти евроинтеграционные и евроатлантические устремления наших «свидомых» и оранжоидов. Мотивация-то крайне простая. Примитивная до безобразия! «Вокабулы французские» они точно так же как Смердяков учат, в европы собираются, в благородные хотят записаться, да чтобы им там штиблеты лакированные выдали, «доляры» на пропитание, да как с равными разговаривали. Ни для чего другого им Европа не нужна.
Великорусские либеральные смердяковы, кстати, примерно так же рассуждают. Вот только они не могут себе позволить той откровенности, с которой наши малорусские смердяковы кричат о том, как они ненавидят все русское вообще и Россию в частности. Оранжоидным смердяковым отныне не надо делать вид, что они просто «правильные, прогрессивно и демократически мыслящие русские, выступающие против «неправильных». Ведь отныне они не азиатские москали, а европейские «украинцы», а потому могут прямо говорить о том, что ненавидят Русь! Теперь им «все дозволено», теперь они имеют «право на бесчестие»!
Д.Р.: В каком смысле? Что Вы имеете в виду?
А.В.: Помните как в «Братьях Карамазовых»? Иван Карамазов продуцирует некую философию, из которой Смердяков для себя выводит, что «коли Бога бесконечного нет, то и нет никакой добродетели, да и не надобно ее тогда вовсе» [8], а из этого вытекает вывод что «все позволено». Раз бога нет, то значит все можно. А раз все можно, то и папашу на тот свет спровадить не предосудительно. Тем более что он старик вздорный и даже паскудный. Смердяков эту философию-то впитывает, и отправляет батюшку своего к праотцам, четко в рамках карамазовской идеологии. Он уверен, что таким поступком докажет себе что не лакей, что он свободное, самостоятельное и сильное существо. Чуть ли не сверхчеловек.
Наши малорусские («ураинские») смердяковы делают то же самое. Впитав в себя чужую идеологию, они отрекаются от самих себя и поднимают руку в своем деформированном сознании на Отечество. Для них все русское становится предельно ущербным, неправильным, отвратительным. Это естественная реакция предателя по отношению к тому, кого или что он предал. Предатель всегда хочет, сознательно или неосознанно, отстраниться, дистанцироваться от жертвы своего предательства. Убедить себя в том, что он иной. А поэтому исходит злобой и ненавистью по отношению к тем кого предал, от кого отказался, чтобы доказать, прежде всего себе, что он не такой как они, убедить себя в том, что на самом деле это не предательство, а принципиальная борьба со злом. И зло это, естественно, - Русь, русскость, Русский Мир. Поэтому «украинская» смердяковщина будет неустанно поливать грязью все русское, тем самым, возвышая себя в своих собственных глазах, оправдывая свою подлость, свое предательство, выдавая, таким образом, себе мандат на бесчестье.
Но при этом я хочу заметить, что проявляется «украинская» смердяковщина не в громких проклятиях или шипящем сарказме оранжоидов по отношению к России и русским. Смердяковщина не в этом. Наша малорусская, лакейская смердяковщина в отречении от своего прошлого, в отречении от своего Отечества, в отречении от Руси, в отречении от своих отцов и того ради чего отцы жили и умирали, в хронической ненависти к тому, что было святым для предков, а главное, в отречении от самих себя! ПРЕДАТЕЛЬСТВО - вот что более всего отвратительно в нашей малорусской («украинской») смердяковщине! В этом «свидоми» и оранжоиды совершенно идентичны.
Д.Р.: А может они действительно иные, и остро ощущают свою инаковость?
А.В.: (Усмехается) Кто? Они - иные? Откуда ж эта инаковость взялась? В советских школах, в советских вузах и на советских харчах? Или быть может, они в каком-то особом месте взращивались? Да до того момента, пока «свидоми» не подняли мутную волну своей политической пропаганды, и не активировали спящую до этого момента в душах этой публики смердяковщину, они и не догадывались, что представляют собой нечто особое, великое, древнее и могучее, то есть нерусское. (Усмехается) Кто из них тогда знал о том, что все русское это отвратительная гадость, что их долгие века угнетали «кляти москали», что они истинные европейцы? Почти что истинные арийцы. Много из них было таких, кто «ридну мову» услышал от матери в момент первого своего вздоха (что, собственно, и делает для человека язык действительно ему родным), а не от «свидомых» вождей?
Я до сих пор с улыбкой вспоминаю, как в начале 90-х мои университетские одногруппники просто выворачивались наизнанку, чтобы избавиться от своего врожденного «москальства» и обрести благостную украинскость, как истово поносили страну, которая их выкормила, вырастила и выучила, как исходили на дерьмо от выпячиваемой ими злобы ко всему русскому, как смешно напрягали себя, дабы говорить только «ридною мовою». Смердяковщина все это, а не инаковость. Лакейская, холуйская смердяковщина чистейшей воды!
Д.Р.: У нас, здесь в России, таких Смердяковых тоже хватает.
А.В.: Да. Я знаю. Кстати, этим смердяковским «правом на бесчестие» еще в большей степени сейчас на Украине наслаждаются великорусские оранжоиды. Они вообще прямо заявляют: «да, я русский! и я презираю и ненавижу Россию»! Многие из них в своей смердяковщине идут даже дальше, чем малорусские «свидоми». Они не прикрывают свою смердяковщину идеологией украинского национализма или идеями российского либерализма. Они презирают и ненавидят все русское без всякой попытки оправдать, прикрыть эти эмоции некой идейностью, они презирают и ненавидят Россию просто так, в силу своей духовной организации и с бравадой об этом заявляют точно так же, как это делал Смердяков.
Д.Р.: Ну хорошо. Давайте подведем итог вышесказанному. Насколько я понял, Вы сейчас сжато набросали психоаналитический эскиз носителей идеологии украинства, классифицировав их по типам. Ну а каков основной вывод?
А.В.: Вывод достаточно прост и напрашивается сам собой… Главная проблема проекта «Ukraina» это не энергоносители и не москали, как сейчас любит писать наша пресса. (Усмехается) Главная проблема проекта «Ukraina» это сельское происхождение его вождей и активистов, а так же их моральная, духовная и интеллектуальная ущербность. Люди, чей уровень сознания находится на уровне свинарника, коровника, курятника, самогонки и колядок, в принципе не способны создать государство и уж тем более культуру. Это наглядно доказали 16 лет «самостийно» существования проекта «Ukraina»! Страна в руинах, народ интенсивно вымирает! Мы все на краю пропасти! Кому-то это может показаться очень обидным, но это так! От этого никуда не деться. Секте «украинцев» неожиданно в руки свалилась власть над миллионами людей, но от этого она не перестала быть сектой. Они обречены действовать в рамках заложенной в них сто лет назад программы. Когда знакомишься с историей «украинцев», то в глаза невольно бросается то, что их действия сейчас ничем не отличаются от того, чем они занимались сто лет назад, когда представляли собой кучку политических фанатиков-маргиналов. Поразительно! Получив власть над огромным краем, они так и остались сектантами! Сейчас, как и тогда, они занимаются пропагандой украинства, борются со всем русским, по-смердяковски исходят злобой в адрес России, ищут подходы к новым западным хозяевам и вербуют-зомбируют новых адептов. И больше ничего!
Если раньше сектантской деятельностью «украинцы» занимались на уровне «громад», «просвит» и политических партий, то теперь целям и задачам секты «украинствующих» подчинен государственный аппарат, система образования, СМИ!
В теории, они должны были после прихода к власти, пересмотреть свои цели и задачи. Подчинить их интересам народа и государства. Но этого не произошло! Наоборот, интересы народа и государства были подчинены целям и задачам секты «украинствующих»! Вы думаете, почему разваливаются на глазах государство, вымирают села и города, рушится экономика, разламывается общество, умирает социальная сфера? Да потому что они вторичны и не имеют никакого значения в сознании «украинствующих» по сравнению с великими идеями украинства! На первом месте - БОРЬБА! Борьба с русскостью, борьба с Россией и борьба с собственным народом, который не хочет украинизироваться, не хочет отказываться от своего языка, культуры, ценностей, от самого себя, в конце концов. Их заклинило. Они иначе не могут. Если «украинствующие» поставят во главу угла интересы человека, общества, государства, то украинство начнет рассыпаться как карточный домик.
Д.Р.: Ну хорошо, с психологической ущербностью «украинствующих» и ее негативной ролью в судьбе проекта «Ukraina» в принципе все понятно. Ну а какую отрицательную роль может играть деревенское происхождение вождей украинства? Ведь я Вас правильно понял, что именно оно выступает одним из главных препятствий на пути построения полноценной украинской государственности? Или Вы его рассматриваете только в рамках механизма украинского Ressentiment?
А.В.: Не только. Не менее важная проблема проекта «Ukraina» заключается в том, что село не способно быть государствобразующим фактором. Государства возникали лишь только там, где возникал город и оформлялся правящий аристократический класс. А крестьянская стихия внеисторична! Она всегда была своеобразным «гумусом», из которого вырастал город, элита, культура и государство. А то, что мы сейчас называем «Украина», это, по своей сути, гигантское село.
Знаете, какой герб для УНР предложил председатель Центральной Рады Грушевский в 1917 году? Думаете «тризуб»? Не угадали. Он как раз выступал против «тризуба». По его глубокому убеждению, государственным гербом Украинской Народной Республики должен стать «золотый плуг на сыним тли», который поддерживают по бокам «жинка з серпом» и «робитнык з молотом» [9]. (Усмехается) Плуг – это символ проекта «Ukraina»! И другого символа у этого проекта быть не может.
Но… Гениальнейший европейский мыслителей XX века, Освальд Шпенглер, в своем «Закате Европы» писал: «Крестьянин не имеет истории. Деревня стоит в стороне от мировой истории, и все развитие, от Троянской до Митридатовых войн и от саксонских королей до мировой войны, обходит эти пункты ландшафта стороной, порой разрушая их, пользуясь их кровью, но не касаясь их внутреннего.
Крестьянин – это вечный человек, не зависимый от культуры, гнездящейся в городах. Он был до нее и останется после нее, тупо размножаясь из поколения в поколение, ограничившись связанными с землей профессиями и способностями. Мистическая душа, сухой, практический рассудок, вечный источник крови, которая в городах делает историю» [10].
Д.Р.: А разве на Украине не было раньше, и нет сейчас городов?
А.В.: Были и есть. Но дело в том, что города Малой Руси всегда были по своей культуре либо русскими, либо польско-еврейско-немецкими. После присоединения Правобережья к Империи, они стали сугубо русскими. У них русская душа, русская культура, русский язык. На Малой Руси «русский» и «городской» тождественные понятия. Точно так же как слово «украинский» является синонимом слова «сельский». У украинства не было, и нет городской основы. По своей психологии, ментальности, мировоззрению украинство сугубо сельский феномен. Точно так же, как у украинства не было, и нет своей аристократии. Есть лишь сельская квазиинтеллигенция. Но она не способна построить государство и создать культуру. «Свидома» малорусская интеллигенция (как впрочем, и либеральная великорусская) это вечный диссидент, выказывающий свое пассивное, шипящее, язвительное недовольство по любому поводу, но не способный на созидание. При этом их недовольство это не адекватная реакция на внешнюю ситуацию, а некий духовный климакс, в состоянии которого они проживают всю свою жизнь.
Д.Р.: А казачество? Разве оно не являлось малорусской аристократией?
А.В.: Забавный вопрос. Это, то же самое, если бы Вы спросили, являлись ли английские пираты британской аристократией. Запорожские казаки, точно так же как и пираты южных морей, были деклассированным элементом, который жил сугубо за счет грабежа. Казаки сухопутный аналог пиратов. Реестровые казаки, состоявшие на службе у польских королей, это сухопутный аналог корсаров, состоявших на службе у британской короны.
Нет ничего более смешного, чем попытки «свидомых» идеологов подать запорожское казачество в виде основы «украйинськойи дэржавности» и даже «украйинськойи дэмократийи». Казачество, тем более запорожское, это отрицание любой государственности в ярко выраженной форме, это отрицание любой власти (что очень часто испытывали на себе гетманы), это анархия, возведенная в жизненный принцип.
У пиратов когда-то тоже была своя республика. Ну и что? Будем ее рассматривать как первое проявление западной демократии? В преступном мире тоже есть воры в законе, которые выбираются на воровской сходке. Ну и что? Это тоже демократия?
Тот разнообразный деклассированный сброд, который стекался в Дикое Поле для вольной жизни, в принципе не мог иметь ничего общего с таким социальным, культурным и психологическим явлением как аристократия. О казаках как аристократах и государственниках даже смешно говорить. Почитайте Кулиша. Его многотомные исследования этого феномена. И Ваши иллюзии моментально развеются.
Д.Р.: Ладно, бог с ним, с казачеством. Но ведь сейчас-то есть украинские города на Украине. Львов, например.
А.В.: Города? (Усмехается) Вы сами того не зная, затронули очень важную тему.
Д.Р.: То есть?
А.В.: Дело в том, что город это не только огромное скопление людей, многоэтажные дома и асфальтированные тротуары. Город это, прежде всего, особая духовная и культурная среда. Более того, как писал Освальд Шпенглер, «город и деревня различаются не размерами, а наличием души» [11]. «…человек из сельской местности и человек из города – различные существа» [12].
Когда в 1991 году на Западную Русь неожиданно свалилась украинская «нэзалэжнисть», началось методичное разрушение, разорение, обнищание и разложение села. Сельская «руйина» погнала огромные массы крестьян в города, где можно было с грехом пополам найти работу и как-то прокормить себя и свою семью.
Понимаете, к чему я веду?
Если раньше процесс миграции из села в город был четко дозирован, и переселяющиеся в город крестьяне постепенно окультуривались в городской среде, впитывая в себя правила города и его культуру, то есть «усваивались» городом, то последние пятнадцать лет идет процесс размывания особой культурной среды городов захлестнувшей их массой сельского населения. Города уже не способны их «переварить». Фактически сейчас города «нэзалэжнойи Украйины», по составу своего населения и господствующей ментальности превратились в огромные села, но только лишенные своей естественной моральной основы. Что такое так называемые «спальные районы»? Фактически села, только расположенные не горизонтально, а вертикально в панельных многоэтажках. И что интересно, ведь их обитатели не разорвали связь с селами, из которых когда-то приехали. На выходные и праздники они обязательно отправляются домой, в родную среду. Город не стал для них родным домом. Он остался для них чуждой, враждебной средой, в которую они вынуждены окунаться под давлением жизненных обстоятельств. Естественно, что и их отношение к городу соответствующее. Их миграцию в города можно сравнить с нашествием варваров.
Что такое сейчас Львов? Это большое село, населенное «галициянтамы»! Что такое сейчас Киев? Это тоже большое малорусское село! В них исконные горожане оказались в меньшинстве, в своеобразном гетто, окруженном со всех сторон крестьянской стихией, все более оформляющейся в огромную массу люмпен-пролетариата. Увеличение же в городах сельского миграционного элемента, с параллельным усилением казенной украинизации, превращает их даже не в сёла, а в некие большие пункты скопления населения, где обитает деклассированная, маргинализированная и люмпенизированная масса/толпа (ведь село, не затронутое духовным разложением, по своей сути – гармоничный мир глубоко нравственных, добрых, веселых и трудолюбивых людей).
Превращение некоего «населенного пункта» в город, рождение «души» города, это длительный, естественный процесс, происходящий при определенных усло… Продолжение »