 |
|
|
Очень многое в головах наших людей находится на грани психического расстройства. Особенно это касается политики. И если уж искать смысл происходящего в украинской реальности, то делать это надо не сквозь призму политических концепций и политтехнологических трюков, а в рамках основных психиатрических теорий. Украина больна. Больна не только физически, но, прежде всего, психически. Её телесные болезни представляют собой следствие душевных недугов. Украину как, впрочем, и всё постсоветское пространство, семь десятилетий методично отучивали от чувства реального. Пройдя через гигантский молох репрессивной системы, миллионы людей оказались духовно и интеллектуально контуженными. Условности тотальных идеологий не просто сбили их естественные жизненные настройки, но и вычурно деформировали сознание, поставив его на грань психической патологии. Когда советская система рассыпалась на огромное количество составных частей, мгновенно утративших свой смысл и предназначение, Украина осела на мутное историческое дно в виде имперского осколка. Лишённая смыслового контекста, она погрузилась в абсурд, где реальное оказалось нереальным, а нереальное – реальным. В таких условиях идейными лидерами украинского общества не могли не стать индивиды, чья душа зависла в сумрачном пространстве между психической нормой и патологией. Неожиданный и мгновенный разлом советской системы стал для УССР трагическим вдвойне, так как не просто вырвал её из смыслового контекста, но и запустил квазибольшевистского идеологического дублёра – украинство. Коммунистический режим так выстроил структуру своих фундаментальных смыслов, что его гибель автоматически предполагала для УССР подъём украинского национализма в его самых крайних, деструктивных, патологических, русофобских формах свидомизма. Без советизма свидомизм был бы невозможен. Лишённое действительного творческого начала, потерявшееся во времени и пространстве, украинство изначально не было способно на естественное развитие, ограничиваясь лишь доведением своих замшелых, тоталитарных постулатов до ярко выраженных психических отклонений. Почти двадцать постсоветских лет «развития» украинства представляют собой аутогенное застревание на неких архиважных идеях с последующим проваливанием в ярко выраженный бред. Не сложно увидеть в том, что говорят и делают сейчас «свидоми» активисты симптоматику синдрома сверхценных идей, граничащую с признаками паранойяльного бреда. Именно благодаря патологической энергетике душевного расстройства, рыхлое, вялое, культурологическое украинство трансформировалось в тоталитарную, визгливую, агрессивную идеологию свидомизма. Рассмотрим клинический случай свидомизма на примере его типичного представителя - Аскольда Лозинского, возглавляющего т.н. Мировой конгресс украинцев. Сам по себе, как личность, пан Лозинский никому не интересен. Но в качестве неугомонного и крикливого «свидомого дияча», неустанно декларирующего с самоуверенной, безапелляционной эпатажностью Жириновского, нетленные истины украинства, он привлекает внимание публики. В украинской политической «тусовке» всегда не хватало буйных. От слащавой и умеренной респектабельности её главных персонажей население уже тошнит. А американец Лозинский озвучивает не всегда проговариваемые открыто в самой Украине желания политического украинства, где перекосы в сторону откровенного свидомизма, в своём развитии подступившего к рубежам паранойи, могут себе позволить только маргиналы типа Тягнибока, чьи электоральные перспективы никогда не выйдут за границы Галиции. С другой стороны, Лозинский - это редкий у нас на Украине вид «свидомого»-идеалиста, искренне защищающего именно принципы украинства, а не использующего их в своих личных интересах, как это принято среди коренных «свидомых». Лозинский – идеалист с «правильным», классическим для свидомизма пониманием украинства и Украины. При этом его идеализм не мешает ему чётко видеть ту ситуацию, которая сложилась с внедрением его идеальной «Украины» в реальную действительность. Лозинский - это пример типичного «свидомого». Этим он и интересен. При чтении его статей и интервью, прежде всего, становится очевидным ярко выраженный у него синдром сверхценной идеи. По своей сути, любая сверхценная идея это – интеллектуальное последствие эмоционального перенапряжения, аффективной перегрузки связанной с некими стрессовыми событиями в жизни человека и сопровождающими их смыслами. Сверхценные идеи возникают как патологическое преобразование этих стрессовых событий и связанных с ними переживаний. Такие идеи принимают форму гипертрофированной, болезненной убежденности в том, чего на самом деле нет. Причём эта убежденность всегда имеет под собой реальные факты, которые переоценивается человеком в сторону сверхоценки с последующим конструированием из них неких архиважных принципов и идей, побуждающих своего носителя активно бороться за их реализацию. Лозинский родился в семье эмигрантов т.н. третьей волны. Его отец был членом ОУН, оказавшимся после окончания ІІ мировой войны и разгрома УПА в одном из европейских лагерей для беженцев. Шок поражения и неопределенность положения тысяч «свидомых» украинцев, бежавших в Европу, были компенсированы американцами в 1947 году, когда США открыли на шесть лет свою границу для беспрепятственного въезда на свою территорию эмигрантов из Европы. За этот короткий срок в Америку перебралось на постоянное место жительства около 180 тысяч человек. В этом широком, пёстром людском потоке оказалась и родители Лозинского. По рассказам Аскольда, он с младенчества жил и воспитывался в духе украинского национализма, фанатичными сторонниками которого был как его отец, так и мать. Но на сознание ребёнка накладывалась не только идеология ОУН, но и сильная эмоциональная компонента поражения и бегства его родителей. Это не могло не вызывать у мальчика сильного эмоционального застревания на политической идеологии, привитой ему с младенчества, на образе врага и на таких негативных чувствах как: ненависть, обида, страх, стремление к мести и реваншу, что в комплексе создавало некое представление о попранной когда-то кем-то «справедливости». Таким образом, вся смысловая и ценностная конструкция, доминирующая в сознании Лозинского (и подобных ему «свидомых») зиждется на эмоциональном фундаменте ущемлённой «справедливости» и стремлении её восстановить любой ценой. Весь мир он и ему подобные видят сквозь призму этой «справедливости», все свои главные жизненные ценности они отбирают и выстраивают в цельное мировоззрение на её основе. Так психологическая травма накладывает свой отпечаток на жизнь и судьбу человека. Сверхценности всегда сопровождаются в душе их носителя сильными чувствами (аффектами), и переживаются как нечто сугубо своё, личное, интимное, что полностью снимает психологическую защиту человека, лишает его возможности избежать подчинения сверхценностям. Сам того не понимая, человек сверхценной идеи становится злобным «бобиком» на крепком поводке у, на самом деле, чуждых ему эмоционально-смысловых сущностей, представляющих собой иллюзии его же собственного сознания. Тот же психологический механизм работал не только у эмигрантов, но и тех, кто принял веру украинства на Украине во времена упадка и развала СССР. Тогда разрушение Советского Союза и крушение его идеологических постулатов для многих стало неким психологическим и мировоззренческим шоком, эмоциональной, аффективной переоценкой ценностей, подчинившей себе доминирующие в обществе смыслы и приведшей многих психологически неустойчивых и интеллектуально незрелых граждан к идеологии украинства в её самых крайних проявлениях. Утратив тогда на руинах советского режима веру в коммунистические и социалистические сверхценности, они ринулись к иным сверхценностям, даже не попытавшись разобраться в них, понять, что они собой представляют на самом деле. Свергнув одних идолов своего сознания, они принялись поклоняться другим. Точно так же некритично и бездумно. Именно поэтому, кстати говоря, между сегодняшними фанатичными сторонниками советского режима (отождествляемого в их сознании с коммунизмом, социализмом, марксизмом, ленинизмом, сталинизмом и т.п.) и фанатиками украинства, в психологическом плане нет особой разницы. Они тождественны. В их сознании работают одни и те же механизмы застревания на сверхценных идеях без учёта реальной действительности. По сути, это противоположные проявления одного и того же духовно-психологического явления, только «свидомые» это - жертвы аффективного катаклизма времён крушения и упадка СССР, а «сталинисты» это - жертвы эмоционального шока, вызванного стремительной деградацией и разрушением постсоветской социальной и экономической системы. У них разные сверхценности, но симптомы синдрома сверхценных идей идентичные. Подобная схожесть не случайна, ведь не в меру агрессивные, авторитарные, а нередко тоталитарные сверхценности не опираются ни на факты, ни на действительные логические доказательства, ни даже на интуицию. Сверхценные идеи - удел мыслящей приказами унтер-офицеров пехоты, послушного исполнителя, не понимающего ни цели приказа, ни реальных путей его выполнения. Люди с синдромом сверхценных идей это - вечные сторонники чего-то для них идеального, совершенного, непонятного и неосуществимого, чего-то такого, что находится по ту сторону реальной действительности. Наиболее разумные индивиды, подверженные синдрому сверхценных идей способны лишь видеть отторжение реальной действительностью их сверхценностей, бесплодность их воплощения в предметном мире; но они совершенно не способны усомниться в самой их неосуществимости. По их мнению, если некая сверхценность нежизнеспособна, если она не вживляется в живую ткань реального мира, если её не получается ему навязать, значит, этот мир надо наказать и исправить, сломать ему хребет таким образом, чтобы эта сверхценность могла сесть ему на голову. Возьмём того же Лозинского. Ведь он прекрасно понимает, что идеи украинства, тем более в его крайних проявлениях свидомизма, полностью отторгаются действительной реальностью. Вот как он описывает свои впечатления от Украины: «Моё состояние обострено потому, что хоть с каждым годом Украина, как независимое государство, становится старше, но ничего не меняется в языковом вопросе. Таким образом ситуация выглядит каждый раз всё более безнадёжной». «Украинский язык разговорно можно услышать только в западных областях и даже это меняется, потому что с каждым годом туда приезжают русские или иные неукраинцы». «В Киеве на улице за пять дней услышал только раз украинский… Во всех моих коммерческих мероприятиях необходимо было просить украинский язык. Только иногда был отклик на мои просьбы». «Украинский язык никогда не пройдёт в параллельном отношении с русским». «Сегодня, через 16 лет, украинская Украина – это только надежда. Действительность оказывается иной». «К сожалению, Украина до сих пор – не нормальное государство». «Мне кажется что на Украине, где государственным языком должен быть украинский, он никогда таким не будет, если не осознать, что малороссийство это болезнь, которую необходимо лечить» [1] [2]. Игнорируя противоречащие его сверхценностям исторические факты, Лозинский исходит из того, что если якобы когда-то «москали» насильно русифицировали «украинцев», то точно так же можно сейчас насильно украинизировать всё неукраинское население Украины. По его мнению, этого требует высшая справедливость, во имя которой он готов заставлять других людей делать то, чего они делать не хотят, и быть тем, чем они по своей сути не являются. Для любого «свидомого» насилие во имя тотальной украинизации – это необходимое лечение т.н. «малороссийства» подавляющей части граждан Украины. В их деформированное сверхценными идеями сознание не способна прийти мысль о том, что то, что они презрительно называют «малороссийщиной», на самом деле является действительной природой большей части жителей нашей страны, которую когда-то украинофилы переименовали в «Украину». «Свидоми» не способны понять тот простой и очевидный факт, что большинство жителей Украины по своей ментальной, языковой и культурной сути – русские. Вожди украинства берут на себя право решать за других людей, кто они такие, на каком языке им думать и говорить, какие у них ценности и святыни, какая вера, чего они хотят. То есть, вожди украинства, во имя своих идеологических сверхценностей не видят в украинских гражданах свободных людей. В их восприятии люди всего лишь неодушевлённые предметы, из которых хорошо бы симметрично выкладывать слоганы типа – «Україна понад усе»! В связи с этой особенностью «свидомых», ранее, в работе «Некрофилия и культ голодомора» уже описывалась некрофилическая суть украинства на примере анализа личности Виктора Ющенко, где был сделан следующий вывод: «Дело даже не в сути политических доктрин украинства. Дело в том, что оно пытается изменить людей и мир для того, чтобы эти люди и мир легко встраивались в придуманные кем-то идеологические схемы. Суть украинства вмещается в одной фразе – «ты должен…». Причем это «ты должен…» относится к сущности человека. Человек «должен» быть таким-то и таким-то, тем-то и тем-то. Но когда кто-то кричит о том, что все «должны быть…», то как правило, это «должны» относится не к «кому-то», а к «чему-то». «Они должны быть ЧЕМ-ТО». При таком подходе человек теряет свою субъектность и превращается в объект, нечто неодушевлённое, некое подобие предмета. Именно поэтому украинство это идеология некрофилов, предназначенная для людей-предметов, то есть для людей, лишенных возможности выбора (т.к. они «должны»), лишенных личной свободы, а поэтому и лишенных жизни. Это не уникальное явление. Любая тоталитарная идеология несет в себе некрофилию так как стремиться подавить человеческую свободу, превратить человека в вещь, в нечто неживое. В этом смысле, как было сказано ранее, украинство - это уцелевший рудимент прошлого» [4]. Вышеупомянутые политические доктрины украинства, находящиеся в сознании «свидомых» над реальной действительностью и свободой людей, как раз и являются этими сверхценными идеями, о которых идёт речь. В них нет места ни жизни, как она есть, ни свободному человеку. Вот как об этом говорит Лозинский: «Человек в своей основе животное, которое в первую очередь пытается удовлетворить свои биологические потребности… Эти попытки проходят этапно. Редко человек удовлетворяется примитивным «забезпеченням». То есть, для простого человека жизнь это борьба за «достаткы» [5]. Если во времена Степана Бандеры недоукраинцев «свидоми» били палкой по голове в прямом смысле этого слова (нередко забивая до смерти), то сейчас не менее сознательные наследники галицийского вождя хотят бить своих «недоделанных» соплеменников финансовой палкой. Тот же Лозинский, понимая, что применение массовых физических репрессий сейчас крайне проблематично, с настойчивостью маньяка призывает давить всех тех, кто использует русский язык, финансово. Своеобразная логика «свидомых» эволюционирует к святой идее обложения налогом физических и юридических лиц за использование русского языка. Хочешь говорить на русском - плати за каждое слово. Закон обязывает! А чтобы контролировать соблюдение языкового налога, необходимо просто создать институт патриотического «стукачества», и каждому сознательному «украинцу» гарантировать процент от суммы, взимаемой с тех «несознательных», которых «сознательный» «сдал» властям. Странно, что до этого ещё не додумался никто из вождей украинства. Ведь идея вполне реалистичная. Народ «стучать» будет. Психологически он, в общем-то, уже созрел для этого. Ведь убивали же когда-то «несознательных украинцев» за великую идею, и в НКВД доносы строчили во имя светлого будущего, так почему же не «настучать» на соседа ради торжества «мовы», тем более, если это будет выгодно в финансовом плане и поможет пережить нелёгкие времена? Если для «свидомых» человек – животное, то тогда – «человек человеку волк». Для индивида с синдромом сверхценной идеи, мир делится на черное и белое: то, что соответствует сверхценной истине и то, что противоречит/противостоит ей. Всё, что ей соответствует это – добро, что не соответствует – зло. Это элементарная манихейская схема, не требующая духовного и интеллектуального напряжения. Всё, что соответствует сверхценной идее необходимо беречь и лелеять (безотносительно к его действительной ценности), то, что не соответствует - безжалостно уничтожать (даже если оно имеет колоссальное значение и ценность). Именно поэтому украинство с таким остервенением запрещает и уничтожает всё русское на Украине. Запрещает и уничтожает его не потому, что оно кому-то мешает или причиняет зло, а потому, что оно противоречит одному из главных сверхценных постулатов идеологии украинства. Интересно и то, что достаточно часто сверхценная идея даже не прикрывается рациональным обоснованием. Если, к примеру, большевики апеллировали к некоему «светлому будущему», «царству небесному» на земле, где всем людям будет сытно и весело, то «свидоми» даже не пытаются обосновать рационально, логично, для чего всё население Украины должно стать сознательным украинством. Какова цель этой сверхценной задачи? Ну, будут все ходить в вышиванках и разговаривать исключительно по-украински. И что? Что после этого должно произойти? То есть совершенно не понятно, какой смысл в тотальной украинизации населения. Ведь ни в моральном, ни в интеллектуальном, ни в духовном, ни в материальном отношении украинизированные регионы совершенно не отличаются в лучшую сторону от регионов русских. Более того, очень часто кондовый «свидомый» - носитель украинства, представляет собой весьма примитивное, недоразвитое как в культурном, так и интеллектуальном плане существо, которое ну никак не может быть эталоном идеального человека. И это понятно, ведь основная масса носителей украинства - это селяне (а сейчас ещё в большинстве своём и люмпенизированные). Так почему, ради чего все должны тотально украинизироваться? Украинство по своей сути – это одна из разновидностей политического движения крестьян, возомнивших себя чем-то особо ценным, достойным некрестьянской судьбы. Но само по себе украинство не может представлять что-то из ряда вон выходящее. Ведь, по сути, в украинстве нет даже намёка на некую значимую для всех ценность, а тем более универсальную сверхценность, выходящую за рамки Галиции и прилегающих к ней сельских территорий. Ведь это очевидно. Для человека с синдромом сверхценной идеи, его сверхцености это не просто план или сценарий жизни, а сама судьба. То есть, в данном случае его сверхценные иллюзии не только заставляют его смотреть на мир строго под определённым углом, но и направляют его судьбу по вмонтированной в них программе. Поломанные диссидентством жизни таких «свидомых» как Левко Лукьяненко, который отсидел в лагерях 26 лет, как раз ярко иллюстрируют то, как сверхценные догмы, граничащие с паранойей, подчиняют себе судьбы людей, а затем их ломают, принося в жертву иллюзиям собственного сознания. Большую часть жизни Лукьяненко боролся за великую сверхценность - «нэзалэжну Украйину». И что? Вот она эта «нэзалэжнисть», приведшая к развалу государства и экономики, одичанию и обнищанию народа, тотальной духовной и физической деградации «нэзалэжных украйинцив». Так стоило ли ради торжества всей этой мерзости отдавать 26 лет своей жизни лагерям? Стоило ли жертвовать собой во имя Великого Ничто, кровожадной иллюзии собственного сознания? Сейчас дедушка Левко может до хрипоты доказывать, что не за ЭТУ «нэзалэжну» Украину он томился в в москальских застенках, при этом даже не понимая, что ИНОЙ «нэзалэжной» Украины и быть не могло, что иная Украина - это иллюзия его деформированого сверхценной догмой сознания. Впрочем, не поймёт Лукьяненко этой страшной для себя истины. Ведь человек подверженный на протяжении десятилетий синдрому сверхценной идеи уже не в состоянии выйти за её рамки и увидеть то, что находится там, по ту сторону его личных иллюзий. Мир, который не однозначен по своей природе, который имеет великое множество разнообразных проявлений и смысловых оттенков, кажется неустойчивой личности слишком нестабильным, опасным и шатким. Именно поэтому подобный индивид стремиться к чему-то незыблемому, раз и навсегда окостеневшему, а значит, с его точки зрения, устойчивому и надёжному. Чем неустойчивей личность, тем сложнее ей воспринимать существующее в ней и вокруг неё разнообразие. Всё это разнообразие, из-за её слабой контролируемости, вызывает у такой личности хроническую тревогу. «Свидоми» сами перекрывают себе доступ к информации, отрицающей их догмы. Они не читают книги и статьи, не смотрят фильмы и передачи, которые не рассматривают их идолов снизу вверх, которые без всякого пиетета и религиозного трепета анализируют украинство как идеологический и социально-политический феномен. Формально механизмы мышления у «свидомых» не нарушены, однако логика их мышления становится ущербной, однобокой, избирательной. Для «свидомых» восприятие украинства разумом – циничное святотатство. Они сознательно оскопляют себя духовно и интеллектуально, запрещая себе подвергать малейшему сомнению господствующие над ними сверхценности, они целенаправленно задавливают в себе всякую критичность в отношении собственных сверхценностей, предпочитая оставаться в концентрационном лагере догматизма. Они не ищут истины, не пытаются понять себя и мир, в котором живут, они лишь ищут очередные доказательства своим сверхценным идеям, которые дают им некий шаблон для непрерывного поиска. Сверхценная идея диктует своему адепту, каким образом трактовать события. Он, в свою очередь, логически позволяет себе в эту трактовку верить и находит аргументы «подтверждающие» истинность своей сверхценной идеи. Она, как правило, системна и целостна аж до уровня мировоззрения. Своей фундаментальностью и паралогичностью сверхценность давит на человека, принуждая его к постоянному квазианализу – бесконечному поиску фактов и аргументов, подтверждающий сверхценную идею. Все факты, события и аргументы тщательно им анализируются и классифицируются. Однако такой анализ не объективен и не имеет практической ценности. Негативная сторона сверхценных идей – стереотипное реагирование, когда все оценки и суждения подгоняются под уже имеющийся шаблон. Однако в конструкции сверхценной идеи всегда отсутствует завершенность, человек постоянно сомневается (чаще всего неосознанно) в собственном идоле и ищет все новые доказательства своей правоты, интерпретируя события жизни по заданному шаблону и не пытаясь даже воспринять реальную действительность вне догматического туннеля. Для «свидомых» не существует правды, потому что для них любая ложь становится «правдой», если она укрепляет их сверхценную идею. Любую правду они с яростью опорочат и оболгут во имя своих великих догм. Именно поэтому «свидоми украйинци» - это духовные слепцы, стремящиеся ослепить весь мир, дабы их сверхценные идеи казались людям, погружённым во тьму, тем, чем они на самом деле не являются. Люди с синдромом сверхценной идеи внутренне дисгармоничны. Точно так же в реальном мире дисгармоничны и их сверхценные идеи. Таким людям крайне неуютно существовать. Как правило, они во всём видят нападки на свои сверхценности, постоянно наблюдают за чьим-то стремлением умалить эти сверхценности, или даже их разрушить. Это ярко и выпукло демонстрируют «свидоми». Их непрерывный поиск неких знаков и символов «украинофобии», неких проявлений «украиноборства» нередко превращаются в болезненную навязчивость, в образ жизни, в источник некой квазиинтеллектуальной деятельности, очень напоминающей симптомы паранойяльного бреда. Всё это очень легко проследить на примере Аскольда Лозинского, который приехал из далёкой заморской страны на Родину предков отдохнуть душой, насладиться родным языком, на котором, по его мнению, ДОЛЖНЫ разговаривать ВСЕ местные жители. Однако, как оказалось, подлость и наглость украинских аборигенов вышла за все рамки приличия, изранив до невыносимой боли нежную душу верного сына Украины. Во-первых, как с возмущением написал Лозинский, он с трудом нашёл в центре Киева ресторан с меню на украинском языке и украиноязычным персоналом. А во-вторых, как оказалось, устойчивая русификация пробралась не только в его любимый книжный магазин, но и даже в тот дом, где находится квартира самого пана Лозинского. Вот как он сам описывает эти страшные и позорные факты:
|